почему-то мне кажется, что заказчик имел ввиду не это, но окделлская нелогичность, полный никанон и вообще все вывернул так, как никогда не было и не будет. поток ангста и недопафос. перечитка кнк - зло в общем, пинайте.
близка неизбежность...
Ричард не поехал в Агарис и не вернулся в Надор. Тем более он не попытался вернуться в столицу. Он не был готов. Не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать, оправдываться и что-то объяснять. Он понимал, что его поступок не простителен. Понимал, что Алва должен был его убить, но почему-то этого не сделал. Казалось, он просто захотел окончательно сломать и искалечить его жизнь. И такова была его цель с самого дня Фабиана. Дик был почти в этом уверен и тем не менее совесть успела проесть его насквозь. И кто-то еще. Что-то тяжелое, вязкое и уничтожающее. Он боролся, но сил уже не было. Сердце казалось билось все медленнее и медленнее с каждым шагом. И по вечерам, останавливаясь в гостиницах и тавернах, он подолгу сидел на кровати и прислушивался к себе, ему казалось, что он умирает. Медленно и мучительно, Ворон был бы счастлив. Он сам был болезнь и навязчивой идеей Ричарда. Ему казалось, что он видит до сих пор его лицо и эти слова, этот чертов стих, эти чертовы отблески огня на стенах, блеснувшее что-то в глазах Рокэ и болезненное ощущение неизбежности происходящего. И он поехал к морю. Решил, что так будет лучше.
тихо парит перышко на ветру...
На побережье было светло и уютно. В гостинице неподалеку нашлась для него работа и свободная комната прямо под крышей, народу-то было мало, рабочие руки ценились. Ричард рассудил, что если заниматься чем-нибудь подобным, никто его не узнает, хотя ему и не нравилось таскать тюки, мыть полы и посуду, а иногда и гостей встречать. Хозяйка заведения относилась к нему, как к сыну. Рассказывала сплетни, которые доходили до этого далеко местечка на отшибе. Но Дик не слушал или слушал в пол уха. По вечерам он распахивал окно нараспашку и смотрел на море. Ветер приносил его запах. Думать ни о чем Дику не хотелось. Ему хотелось жить так вечно, в забытьи, где никто не знает, кто такой герцог Окделл, какие на его душе лежат камни и что он натворил. И какие у него долги и обязанности. Он был опустошен и почти счастлив, только где-то на глубине его сознания билась мысль о том, что это еще не все.
Ричард иногда вспоминал. О том, что он в тот последний день запомнил то, что он вырос и стал ростом с Алву, а сейчас он скорее всего выше его, на голову, если не больше. О том, что Хуан и так никогда не относившийся к нему, как к своему, был готов перерезать ему глотку. И если бы не Рокэ, перерезал бы. О том, что особняк Алвы стал для него домом.
Не вернуться было нельзя.
Расскажи мне о смерти, мой маленький принц, или будем молчать всю ночь до утра...
И пришел момент, когда Ричард отправился обратно. Он въехал в столицу, уже наслушавшись по дороге слухов. Но сейчас там была всего лишь весна. Совсем другая, не ту, что он когда-то встречал. И город казался немного уставшим, но готовым снова возрождаться. Знакомые улицы резали глаза. Его никто не встретил и не остановил по дороге, как будто его ждали, именно сейчас, а может быть даже и сегодня. Особняк Алвы приближался. Его пропустили. А перед самым входом его встретил Хуан. Ричард отвел взгляд, но успел заметить усмешку, слегка насмешливую, но совсем не злую. -Вам повезло, соберано у себя. Дик не стал спрашивать, как Хуан узнал, кто ему нужен, но был очень благодарен за то, что его не убили на месте и не связали, чтобы отвести куда следует, допустим, в Багерлее. У лестницы наверх, Хуан обернулся и спросил. -Вас проводить или Вы помните дорогу? -Помню, - Дик рассеянно и смущенно кивнул и добавил. - Спасибо. Хуан кивнул и растворился в доме. Ричард потоптался какое-то время на лестнице, вздохнул и медленно пошел вверх, касаясь руками стен и перил. Запоминая.
Дверь в кабинет Рокэ была закрыта, но отчаянно тоскливая и пронзительная мелодия была слышна и так. Ричард неосознанно улыбнулся и распахнул дверь. Которая на его удивление оказалась открыта.
Алва казался очень уставшим, постаревшим. А бледность его кожи граничила с неестественностью. Синяки под глазами выдавали сотни бессонных ночей. Он стал еще тоньше, Ричарду даже случайно показалось, что он стал немного хрупким. А глаза как будто померкли. Впрочем, сам Ричард изменился не меньше, волосы его стали настолько длинными, что он убирал их в хвост. Глаза были горсткой серого пепла, а сам он стал высоким и немножко нескладным. Рокэ смотрел на него очень долго. И Дик не отводил взгляда. Ему отчаянно хотелось плакать. Просить прощения, рассмеяться. Его била дрожь. Алва кивнул ему, жестом указал на кресло и разлил вино по бокалам, а потом улыбнулся.
И кто знает, когда над водою взойдёт голубая звезда для того, кто умел ждать?
Ричард быстро потерял счет бокалам и песням. Он плакал, извинялся и смеялся. Просил его пристрелить, отправить в тюрьму и заморить голодом. А потом задремал, уютно устроившись в кресле и уткнувшись носом в свои колени. Когда он проснулся утром в своей старой комнате, он помнил только то, что его снова трепали по волосам и тихий голос. -Больно больше не будет, не будет страшно, Дикон, не бойся.
И в странах бескрайнего льда и заката. Где стынет под веком слеза, Пою я о брате, зарезавшем брата За Рыбу, чья пища - глаза...
Очень очаровательный и добрый драбл, по отблескам таких мало, а жаль мне понравилось, грусно, что так не случилось в каноне, ну да ладно. Люблю АУ по кэртиане, он вселяет надежду. Я верю в такого Дика и не верю в Дика, который убил Катари. Извините за многословность, это все ваш драбл. Автор, я вас люблю, огромное вам спасибо.
.:Eirin:. вам спасибо, я уже начал думать, что в Дика вообще больше не верит. ему просто не везет, зря что ли Рокэ ему сам сказал, что он никогда не будет выигрывать, потому что не умеет улыбаться. возможно, Алва, когда-нибудь свое обещание исполнит и научит-таки Дика этому а до этого, остается только надеяться на мало мальски хороший конец)
Rinaldi мозгожраловка это, честно говоря но хотя бы положительно, не хочу я верить в плохого Дикона.
-
-
14.03.2010 в 20:29близка неизбежность...
Ричард не поехал в Агарис и не вернулся в Надор. Тем более он не попытался вернуться в столицу. Он не был готов. Не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать, оправдываться и что-то объяснять.
Он понимал, что его поступок не простителен. Понимал, что Алва должен был его убить, но почему-то этого не сделал. Казалось, он просто захотел окончательно сломать и искалечить его жизнь. И такова была его цель с самого дня Фабиана. Дик был почти в этом уверен и тем не менее совесть успела проесть его насквозь. И кто-то еще. Что-то тяжелое, вязкое и уничтожающее. Он боролся, но сил уже не было. Сердце казалось билось все медленнее и медленнее с каждым шагом.
И по вечерам, останавливаясь в гостиницах и тавернах, он подолгу сидел на кровати и прислушивался к себе, ему казалось, что он умирает. Медленно и мучительно, Ворон был бы счастлив. Он сам был болезнь и навязчивой идеей Ричарда. Ему казалось, что он видит до сих пор его лицо и эти слова, этот чертов стих, эти чертовы отблески огня на стенах, блеснувшее что-то в глазах Рокэ и болезненное ощущение неизбежности происходящего.
И он поехал к морю. Решил, что так будет лучше.
тихо парит перышко на ветру...
На побережье было светло и уютно. В гостинице неподалеку нашлась для него работа и свободная комната прямо под крышей, народу-то было мало, рабочие руки ценились. Ричард рассудил, что если заниматься чем-нибудь подобным, никто его не узнает, хотя ему и не нравилось таскать тюки, мыть полы и посуду, а иногда и гостей встречать.
Хозяйка заведения относилась к нему, как к сыну. Рассказывала сплетни, которые доходили до этого далеко местечка на отшибе. Но Дик не слушал или слушал в пол уха. По вечерам он распахивал окно нараспашку и смотрел на море. Ветер приносил его запах.
Думать ни о чем Дику не хотелось. Ему хотелось жить так вечно, в забытьи, где никто не знает, кто такой герцог Окделл, какие на его душе лежат камни и что он натворил. И какие у него долги и обязанности. Он был опустошен и почти счастлив, только где-то на глубине его сознания билась мысль о том, что это еще не все.
Ричард иногда вспоминал.
О том, что он в тот последний день запомнил то, что он вырос и стал ростом с Алву, а сейчас он скорее всего выше его, на голову, если не больше.
О том, что Хуан и так никогда не относившийся к нему, как к своему, был готов перерезать ему глотку. И если бы не Рокэ, перерезал бы.
О том, что особняк Алвы стал для него домом.
Не вернуться было нельзя.
Расскажи мне о смерти, мой маленький принц, или будем молчать всю ночь до утра...
И пришел момент, когда Ричард отправился обратно.
Он въехал в столицу, уже наслушавшись по дороге слухов. Но сейчас там была всего лишь весна. Совсем другая, не ту, что он когда-то встречал.
И город казался немного уставшим, но готовым снова возрождаться.
Знакомые улицы резали глаза. Его никто не встретил и не остановил по дороге, как будто его ждали, именно сейчас, а может быть даже и сегодня.
Особняк Алвы приближался.
Его пропустили. А перед самым входом его встретил Хуан. Ричард отвел взгляд, но успел заметить усмешку, слегка насмешливую, но совсем не злую.
-Вам повезло, соберано у себя.
Дик не стал спрашивать, как Хуан узнал, кто ему нужен, но был очень благодарен за то, что его не убили на месте и не связали, чтобы отвести куда следует, допустим, в Багерлее.
У лестницы наверх, Хуан обернулся и спросил.
-Вас проводить или Вы помните дорогу?
-Помню, - Дик рассеянно и смущенно кивнул и добавил. - Спасибо.
Хуан кивнул и растворился в доме. Ричард потоптался какое-то время на лестнице, вздохнул и медленно пошел вверх, касаясь руками стен и перил. Запоминая.
Безотчетное, неосознанное, абсолютное, неповторимое…
Дверь в кабинет Рокэ была закрыта, но отчаянно тоскливая и пронзительная мелодия была слышна и так.
Ричард неосознанно улыбнулся и распахнул дверь. Которая на его удивление оказалась открыта.
Алва казался очень уставшим, постаревшим. А бледность его кожи граничила с неестественностью. Синяки под глазами выдавали сотни бессонных ночей. Он стал еще тоньше, Ричарду даже случайно показалось, что он стал немного хрупким. А глаза как будто померкли. Впрочем, сам Ричард изменился не меньше, волосы его стали настолько длинными, что он убирал их в хвост. Глаза были горсткой серого пепла, а сам он стал высоким и немножко нескладным.
Рокэ смотрел на него очень долго. И Дик не отводил взгляда. Ему отчаянно хотелось плакать. Просить прощения, рассмеяться. Его била дрожь.
Алва кивнул ему, жестом указал на кресло и разлил вино по бокалам, а потом улыбнулся.
И кто знает, когда над водою взойдёт голубая звезда для того, кто умел ждать?
Ричард быстро потерял счет бокалам и песням. Он плакал, извинялся и смеялся. Просил его пристрелить, отправить в тюрьму и заморить голодом. А потом задремал, уютно устроившись в кресле и уткнувшись носом в свои колени.
Когда он проснулся утром в своей старой комнате, он помнил только то, что его снова трепали по волосам и тихий голос.
-Больно больше не будет, не будет страшно, Дикон, не бойся.
-
-
17.03.2010 в 22:48-
-
18.03.2010 в 00:13-
-
19.03.2010 в 22:35вам спасибо, я уже начал думать, что в Дика вообще больше не верит.
ему просто не везет, зря что ли Рокэ ему сам сказал, что он никогда не будет выигрывать, потому что не умеет улыбаться. возможно, Алва, когда-нибудь свое обещание исполнит и научит-таки Дика этому
а до этого, остается только надеяться на мало мальски хороший конец)
Rinaldi
мозгожраловка это, честно говоря
но хотя бы положительно, не хочу я верить в плохого Дикона.
-
-
11.10.2010 в 21:04